Корифей: «Бакинский шик, торжествующий в композициях Тофика Кулиева»

Слушая то или иное музыкальное произведение, мы редко задумываемся о его историческом или географическом подтексте. А между тем именно музыка, с ее способностью передавать невыразимое, зачастую, оказывается, подлинным документом как душевных переживаний индивида, так и жизни общества в целом – в конкретный период времени, в конкретном месте. Если говорить о песнях Тофика Кулиева, то они являются, пожалуй, прекрасным памятником не только времени, а именно 50-70-м годам прошлого века, но и городу, воспоминания о котором составляют самое дорогое в жизни очень многих наших соотечественников.

В многочисленных песнях Тофика Кулиева образ Баку опоэтизирован через музыкальную интонацию, в которой слышны голоса его современников во множестве оттенков. В них упоенное наслаждение новыми жизненными ритмами, свингующими на грани джаза и советской эстрады, в них причудливо переплелись общее и индивидуальное — привычка шагать в ногу, с одной стороны, и утверждение чего-то откровенно личностного — с другой. Потому оптимизм их неизменно окрашен легкой меланхолией, а минорные нотки незаметно переходят в нечто успокаивающее и сулящее надежду. Это что касается духа времени. Но есть и дух народа, страны. Тема эта — о старом Баку – заслуживает отдельного рассмотрения, а может быть, и научного исследования, в контексте же этой статьи связана не только с творчеством, но и с личностью Тофика Кулиева. Потому что, если говорить о биографии композитора, то мы имеем дело со случаем, когда данный от природы огромный талант получил свое развитие благодаря тем же категориям Времени и Места.

Нас водила молодость…

Сам Тофик Алекперович с присущим ему юмором обыгрывал дату своего рождения – знаменитый залп Авроры 7 ноября 1917 года оповестил мир о рождении в бакинской семье мальчика Тофика. Гены и  воспитание? Отец – образованный человек, прекрасно импровизировавший на инструментах, мать, выпускница знаменитой Женской семинарии, основанной Зейналабдином Тагиевым (кстати, ту же Семинарию окончила Сона ханум, мать Кара Караева), а затем школы Святой Нины и Медицинского института. Трое из пяти детей, включая Тофика, пошли по музыкальной стезе: Симузар Кулиева стала впоследствии одним из первых профессоров фортепиано в Азербайджанской консерватории, здесь же преподает Эмилия Кулиева. Что касается Тофика, то учиться музыке он стал довольно поздно, в двенадцатилетнем возрасте поступив на рабфак при консерватории. И с этого момента, каким бы диссонансом ни звучали всякие обобщения по отношению к незаурядной личности, его путь в основных своих перипетиях типичен для музыкально одаренного азербайджанца, чьи годы учебы пришлись на 30-е годы. Да, феноменальные музыкальные способности (слух, память, природная пальцевая беглость, способность к импровизации) — все это вызывало высокие оценки со стороны учителей и сверстников (недаром впоследствии Кара
Караев, его однокашник, скажет ему: «Ты был самым талантливым из нас всех»).

Но любой талант лишь тогда становится явлением в искусстве, когда этому способствуют окружающие условия. В этом смысле Тофику Кулиеву повезло: его талант развивался в условиях максимального режима благоприятствования. Будучи студентом Бакинской консерватории, он обучается у таких прекрасных специалистов, как И. Айсберг (фортепиано), С.Штрассер (дирижирование), Л.Рудольф (теория и композиция), и в то же время, участвуя в многочисленных фольклорных экспедициях, внимательно изучает, записывает и обрабатывает азербайджанские песни, танцы, осуществляет даже,
совместно с Закиром Багировым, одну из первых нотных записей азербайджанских мугамов. Ну а потом, в середине 30-х годов, — опять же счастливый билет, полученный от государства: по рекомендации Узеира Гаджибекова, он в числе других молодых талантов (Кара Караев, Джевдет Гаджиев,Закир Багиров, Ашраф Аббасов) направляется для продолжения учебы в Московскую консерваторию.

Но здесь типичное в биографии композитора уступает место своеобразному и неповторимому. Не стал Тофик Кулиев с его феноменальными пианистическими данными прилежным учеником великого Генриха Нейгауза. Как вспоминал впоследствии композитор, Нейгауз, сначала буквально очарованный пальцевой беглостью и даром импровизирования Тофика Ку­лиева, пригласил его к себе в класс, но потом столь же сильно разочаровался в нем с точки зрения прилежного отношения к своему труду и, мягко говоря, решил с ним расстаться. И в это же самое время судьба уготовила молодому бакинцу встречу с другим музыкантом, тоже в своем роде знаковой для своего времени фигурой, Александром Цфасманом. Впрочем, скорее всего, дело здесь не в везении, а в том, что сам склад дарования, увлеченность смолоду джазом, который в то время был олицетворением какой-то сногсшибательной новизны и свободы, — все это не могло не воплотиться в сознательном выборе пути, определении собственной ниши в музыкальном мире. Ну а тот размах, та серьезность, которые получила его деятельность на этом поприще — во многом результат опыта работы в одном из самых лучших коллективов страны. Первый в СССР профессиональный Джаз-оркестр, организованный в конце 20-х годов Александром Цфасманом, в то время был на пике своей славы. Концерты его собирали по всей стране полные залы, а за грампластинками с песенками и очаровательными танцевальными номерами повсеместно выстраивались громадные очереди, и спекулянты продавали их из-под полы. Нужно ли говорить о том, какие высокие требования к пианисту — импровизатору предъявлял Цфасман, сам великолепный пианист, окончивший Московскую консерваторию с золотой медалью по классу Блюменфельда? Поистине работа в этом коллективе стала для Тофика Кулиева той самой школой вкуса и мастерства, о которой можно было только мечтать.

Ну а по возвращении в Баку представилась блестящая возможность применить наработанные навыки: именно ему и Ниязи было поручено создание первого в Азербайджане эстрадно-симфонического оркестра. И опять в биографию вмешивается история: в 1941 году началась Отечественная война, и эстрадный оркестр во главе со своим руководителем входит в состав 402-й стрелковой дивизии, выступая зачастую на линии фронта. Можно представить, в какой обстановке тяжелых фронтовых будней, окрашенных своей романтикой и героизмом, создавались патриотические песни Тофика Кулиева: «Ни шагу назад» (слова Суркова), «О русской девушке», «Нежная рука» (слова Н.Доризо), «Азербайджанская дивизия» (слова З.Халилова). В основном это были русские тексты, и это не могло не влиять на их интонационный строй. И это стремление навстречу другой культуре, восприятие ее как своей — одна из характерных черт, определяющая его творческий облик.

Впрочем, творчество любого азербайджанского композитора того времени так или иначе отражало реальность существования национальной республики в составе огромной империи, называемой СССР. Другое дело, что каждый из них решал проблему так называемого синтеза национального и интернационального по-своему…И здесь думается, не ошибусь, если скажу, что при всем необыкновенно тонком ощущении национальной интонации, при всей нежной любви  и бережном отношении к азербайджанской народной песне, включение в орбиту общеевропейского было предопределено не только временем, но и самим складом личности музыканта.

Взять хотя бы этот интерес его, выходца из интеллигентной бакинской семьи, к джазу: ведь возник он чуть ли не с самых первых музыкальных шагов, то есть в начале 30-х годов, и, наверное, в то время, когда не было телевидения и не вышел еще на экраны фильм «Серенада солнечной долины», был спровоцирован не только музыкальными впечатлениями, но и какой-то особой открытостью к западной культуре, может, в том числе, и чтением книг из домашней библиотеки.(Кста­ти, недавно мне довелось увидеть кабинет Тофика Алекперовича, где огромные стеллажи книг из произведений ми­ровой литературы занимают полкомнаты). Конечно, в свое время большую роль сыграло и общение со сверстниками Кара Караевым, Джевдетом Гаджиевым: всех их объеди­няли опять-таки не только музыкальные пристрастия, но и та широта культурных инте­ресов, которая была написана на знамени того поколения. И то, что все трое были по­сланы в Москву, этому в выс­шей степени способствовало. Кстати, в 1948 году Тофик Кулиев возобновил свою учебу в Москов­ской консерватории сразу на двух факультетах: дирижирования и композиции. По специальности дирижирование он окончил в 1954 году и аспирантуру по классу Александра Гаука. Возвращение композитора в Баку в середине 50-х годов означало огромные возможности для творчества в самых различных областях. Это и музыка к театральным спектаклям, и работа на киностудиях, и дирижирование, и выступления в каче­стве пианиста-импровизатора. Так, в знаменитой «Лезгинке» (1950 год) находит адекватное воплощение характерный для него импровизационный пианистический стиль, виртуозно балансирующий на грани легкого и серьезного жанров.

Но основная доля народного признания и любви падает на его песни. Большинство своих шедевров композитор создает в период с конца 40-х по 60-е годы, такие как «Бехтевер олдум» (слова Хагани), «Песня нефтяника» (слова Светлова), «Зибейда» (слова Доризо), «Сене де галмаз», «Гызыл узюк» (слова Расула Рзы), «Сен меним, мен сенин», «Ахшам магнысы» (слова Зейнала Джаббарзаде), «Пой, море, пой» (слова Наби Хазри), все не перечислишь.

Как всякий большой художник, он был очень требователен и к себе, и к другим. Когда он был председателем жюри музы­кальных конкурсов, как правило, первое место не присужда­лось. Музыканты в его присутствии как-то внутренне собира­лись, зная, что халтура не пройдет. Никогда не доверял свою музыку аранжировщикам, исключение составлял Рафик Баба­ев, к которому он, почитая его талант, относился с особой неж­ностью и трепетностью. Став при жизни легендой, он как человек, интеллигентный по самой своей сути, сохранял простоту и общительность. К нему тянулись дети, взрослые, старики, и он умел дружить с людьми разных поколений. Он был остроумен, легок в общении, какая-то порода, стильность была во всех его повадках: курил он только «Аврору» или «Приму» (привычка с молодых лет),но затягивался с таким шиком, как будто это были самые дорогие американские сигареты. Очень интересо­вался политикой, любил быть в курсе всех событий, программа «Время» была чем-то вроде ежедневного обязательного рацио­на («Я боюсь умереть во время программы «Время»,- шутила его жена).Это был человек, начисто лишенный той степенности и основательности, которая свойственна большинству из руководящих работников Но вот что мне довелось услышать от очевидцев. Он любил и старался помогать своим коллегам, да и не только коллегам: к нему на прием выстраивались целые очереди людей, зачастую имеющих к музыке отдаленное отношение, и для каждого он старался что-то сделать, причем делал это от души: увидит у дверей кабинета кого-то и приглашает зайти: «Гял, отур, не лазымдыр?» Очевидцы вспоминают, как ходил он вместе с композиторами по всяким ведомствам, выбивая им квартиры или улаживая какие-то проблемы. Со свойственным ему остроумием он говорил: «Каждый из них ощущает себя Бетховеным и требует к себе бережного отношения. А если в доме течет кран, это мешает работать».

Не любил он конфликтов и всячески старался примирять людей. Приведу такой вот случай. Однажды на одном из заседаний поздравляли композитора N с удачной премьерой оперетты, и тому пришла мысль пригласить по этому поводу всех собравшихся в ресторан. Но был среди них один, чье присутствие было для него нежелательным. И вот N подошел в перерыве к Тофику Кулиеву и попросил его как руководителя сделать так, чтобы тот человек на банкете не присутствовал. Тот сказал: «Не волнуйся, я все улажу». Каково же было удивление N, когда после перерыва он услышал следующее: «Сейчас ко мне подошел N и попросил от его имени пригласить всех вас в ресторан, но только с одним условием.

Тут Тофик Алекперович сделал многозначительную паузу, так что у N дух перехватило, а затем продолжил: «с условием, чтобы такой-то (и он назвал имя как раз того недруга обязательно присутствовал». Вот такой это был человек, открытый и удивительно доброжелательный к людям. А что касается обстановки в Союзе композиторов, то при известных событиях смутного времени 90-х не мог один руководитель, тем более в уже очень немолодом возрасте, держать под контролем ситуацию. К тому времени довелось ему пережить много горя: потерю близких; да и общественные катаклизмы, изменившие облик страны, любимого города, он воспринимал с болью. Его эпоха ушла, наступила новая, и в ней он ощутил себя чужим…