Фархад Бадалбейли о благодарности к судьбе

В те дни в Бакинской музыкальной академии проходили конкурсные прослушивания перед вступительными экзаменами, и такой занятой человек, как ее ректор — выдающийся пианист, народный артист СССР, много лет возглавляющий главное музыкальное учебное заведение Азербайджана, — Фархад Шамсиевич Бадалбейли едва выкроил полчаса для нашей беседы. Однако тема так увлекла его, что проговорили мы значительно дольше, и заботливая секретарь успела угостить нас чаем в симпатичных чашечках — ведь речь шла о том, что касается главного дела его жизни — музыки…

— Уже много лет вы возглавляете главный музыкальный вуз Азербайджана, где живут и развиваются традиции, заложенные корифеями, в числе которых и члены вашей прославленной фамилии. С уверенностью можем говорить о том, что не скудеет наша земля талантами, и нынешняя академия, прежде называвшаяся консерваторией, может гордиться «качеством» своей работы и выпускниками, с большим успехом поко­ряющими мир. О чем говорит вам первое знакомство с новыми абитуриентами — не упал ли интерес к серьезной музыке, ка­ков уровень подготовки поступающих к вам?

— Впечатления самые благоприятные. В принципе, мы заранее знаем потенциаль­ных звездочек — учащиеся средних му­зыкальных школ Азербайджана имеют возможность выступать на публике, уча­ствовать в традиционно проводящихся конкурсах, лучшие даже получают прези­дентские стипендии… Они — первые канди­даты на поступление.

— Конкурс ныне большой?

— У пианистов — да, а вот у струнников и духовников конкурса практически не будет — к сожалению, популярность этих про­фессий снизилась, хотя потребность в скрипачах, виолонче­листах, валторнистах и музыкантах некоторых других специальностей в симфонических оркестрах весьма высокая.

— Сколько симфонических оркестров в Баку?

— Считайте: Государственный оркестр имени Узеира Гаджибекова, орке­стры оперного театра, телестудии, оперной студии, театра музкомедии, камерный оркестр…

— Впечатляет! И все они питаются от живительного источника БМА, то есть практически все работающие в них артисты- ваша «продукция»?

— Можно назвать их и так. Но идут выпускники не только в оркестры. Ныне широко известно, что много выходцев из Азербайджана выбирают сольную карьеру и буквально делают погоду на музыкальном Олимпе мира…

— Говорить о лучших из них – большое удовольствие, тем более, когда они того достойны. Но на сей раз я пришла побеседовать с вами о большой семье Бадалбейли, члены которой более ста лет назад начинали самым активным образом заниматься развитием национальной культуры, а мы с вами ведем разговор о сегодняшнем дне БМА, об успехах молодых…

— Так это же здорово! Значит, проросли мощными всходами семена, заложенные трудом и моих предков, тех, кто стоял у истоков музыкального образования в нашей стране, участвовал в создании учреждений культуры, обучал талантливых музыкантов, воспитывал зрителей…

— Вас муштровали в детстве — ведь у вас были все задатки вундеркинда?..

— Нет, что вы! Вундеркиндом меня никогда не называли. Говорили, «способный ребенок» — и все. До седьмого класса учился как все: наспех делал уроки и скорее бежал во двор – погонять с друзьями в футбол. Маме тогда приходилось прилагать героические усилия, чтобы я «делал уроки», и теперь абсолютно уверен, что серьезно относиться к делу, за которое взялся, научила меня именно она.

— Вы запомнили науку мамы?

— Конечно! Именно она с детства внушала, что нель­зя падать духом даже в сложные моменты жизни, ставила в пример членов своей семьи, то, как они стоически переносили обрушившееся на них горе. Ее отца Тагибека Сафаралиева в 1920 году репрессировали, у него отобрали особняк в Мардакяне (знаменитый «Зеленый сад») и все имущество, лишили гражданских прав. Пережив житейские трудности, мама старалась, чтобы ее дети были скромными, добрыми, а главное — сильными духом, говорила, что закаляют человека испытания, что стыдно ныть из-за пустяков, а надо уметь радоваться солнцу над головой и каждому дню, подаренному судьбой…

— Эта закалка помогает?

— Всегда! Мамины «установки» помогли вырабатывать волю, умение настроиться на нужный лад — тому, кто с детства занимается серьезной музыкой и участвует в конкурсах, без этого нельзя.

— Но мальчику нужно было самому сознательно прийти к этому…

— Всерьез я сделал выбор в пользу музыки, когда моего отца назначили директором филармонии, и он стал приобщать меня к серьезно музыке, вводить в круг профессиональных интересов. Я присутствовал на многих репетициях симфонического оркестра под управлением Ниязи — это, поверьте, огромная школа. К тому же мой дядя — композитор и дирижер Афрасияб Бадалбейли — провоцировал меня на серьезное отношение к своим способностям, помог определить мое место в жизни. Тут уж сама обстановка воспитывала, пробуждала известное тщеславие… В 20 лет я удостоился третьей премии и специального приза на конкурсе имени Сметаны в Праге, а полгода спустя принял участие в изнурительном конкурсе имени Вианна да Мотта в Лисса­боне, где в течение 30 дней прошел все четыре тура.

— И победили!

— Да, с российской пианисткой Викторией Постниковой мы поделили первое место.

— Я помню, как ликовали тогда в республике — считалось, что это был прорыв страны на мировую арену!

— Меня больше радовало то, что в Лиссабоне я пообщался с Эйсебио! Победил и победил — был очень рад, конечно, но лучший вывод заключался в том, что могу, значит, обязан еще больше работать… Я ведь имел все, что нужно для жизни и творчества профессионального музыканта.

— А что нужно в жизни музыканту — он обыкновенный человек, или?..

— Если вы попытаетесь проникнуть в мой мир, на все вопросы, самые-самые разные, я волей-неволей отвечу, как музыкант. И это понятно — я вырос в этом мире, причем значительно более объемном, чем может показаться на первый взгляд. Судите: мой учитель Майор Рафаилович Бреннер ввел меня в круг интересов, которые усвоил у корифея фортепианной школы Николаева в Санкт-Петербурге. В Московской аспирантуре Яков Зак и Белла Давидович постоянно вводили меня в круг образов, которыми мыслили авторы разучиваемых мною произведений. Представьте, что во время остановки в Париже по дороге в Лиссабон мой руководитель и член жюри предстоявшего конкурса Яков Зак продержал меня семь часов в Лувре! Я вопил о пощаде, говорил, что валюсь с ног от усталости, а он твердил, что, не вникнув вот в это полотно Ван Гога, нельзя сыграть Равеля, как нельзя играть Рахманинова, не зная Чехова, и так далее.

— То есть ваши наставники помогли вам сделать весь мир музыкой?

— И наоборот — музыку всем миром!

— Вы помногу музицировали?

— Для поддержания формы — по 4-5 часов в день, а при заучи­вании нового материала забывал обо всем.

— У вас был обширный репертуар?

— Естественно! С 1973 по 1989 годы постоянно ездил на га­строли как солист Московского симфонического оркестра под управлением Вероники Дударовой. Играл практически весь фортепианный материал — Рахманинова, Прокофьева, Сен-Санса, Гершвина, пропагандировал азербайджанских композиторов…

— Словом, ваша карьера складывалась благоприятно даже в те годы, когда диссидентские настроения будоражили об­щество и многим творческим людям жилось неуютно…

— Я на долгие годы был некоторым исключением… Но сейчас, видя, как при открывшейся «свободе передвижения» измени­лась творческая жизнь многих, ощущаю груз личной ответ­ственности за то, чтобы в рамках лучших традиций Азер­байджан приобщался к мировым «стандартам». Заметили, как активно работает филармония, какие большие мастера приезжают к нам, как много лестного о стране узнали за рубежом благодаря выступлениям отлично выученной нашей талантливой молодежи.

— Хлопотно?

— Тем, кто стоял у истоков этих традиций, было труднее…

— Вы имеете в виду и близких, родных вам людей…

— Да уж, с родством мне очень повезло…

Старейшины рода воспитали достойных последователей. Предки Фархада Бадалбейли — выходцы из Шуши. Бабушка Рагима Гаджар, внучка принца Бахмана Мирзы Гаджара, была девочкой умной, развитой и увлекалась поэзией. Ребенком она посещала меджлисы Хангызы Натаван, где своим звонким голоском увлеченно и артистично читала стихи.

Ну а дедушка… Бадалбек Бадалбейли окончил Закавказскую учительскую семинарию в Гори и, перебравшись в Баку, основал в районе улицы Советской “Мусульман-рус мяктяби”, которую в обиходе называли “Школа Бадалбека”. Был он привлечен и к деятельности правительства АДР, где ему поручали заниматься вопросами образования.

Бадалбек был двоюродным братом Узеирбека Гаджибекова, и, как обладатель хорошего голоса, помог своему прославленному родственнику при организации первого в Азербайджане музыкального теа­тра. В 1907 — 1908 годы в опере “Лейли и Меджнун” Бадалбек исполнял роль Меджнуна, а когда из-за гонений противников театра Абдурагим Фараджев отказался выступать в роли Лей­ли, Бадалбек уговорил своего родного брата Ахмедбека петь эту женскую партию, чем очень выручил маэстро.

Вместе с близкими ему людьми он выступал в спектаклях теа­тральных коллективов, активно участвовал в работе общества “Ниджат”, приобщавшего соотечественников к изучению литературы и родного языка, прививавшего молодым людям навыки владения культурой родной речи.

Старшему из шести детей Афрасиябу не было и шести лет, когда он научился играть на таре. В девять его определили в только что открывшуюся музыкальную школу — параллельно с общеобразовательной школой он посещал уроки по классу скрипки, где поражал одаренностью и знанием азербайджанских народных мелодий и мугамов.

Студентом восточного факультета АГУ он стал работать в газете “Коммунист” (на азербайджанском языке) в качестве переводчика; едва закончив вольнослушателем Азербайджанское театральное училище, был приглашен в Азербайджанский драматический театр на роль (!) заведующего музыкальной частью, где начал сочинять музыку к главным спектаклям текущего репертуара.

Впервые Афрасияб Бадалбейли встал за пульт, чтобы руководить оркестром Азербайджанского государственного театра оперы и балета, когда на его сцене ставилась сочиненная им самим опера “Одгялини” (“Невеста огня”), написанная им еще в 1928 году как сопровождение драматического спектакля Азербайджанского драматического театра по пьесе Джафара Джаббарлы. В 23 года его, человека, не овладевшего профессиональными навыками руководителя оркестра, зачислили в этот театр на должность дирижера, поручив вести постановки азербайджанских опер. Это была примета времени, только приступившего к созданию кадрового потенциала музыкального театра, но это было и огромное доверие талантливому от природы юному музыканту, за
плечами которого и в 20 лет уже был груз знаний и опыта, позволивший пригласить его на столь ответственную роль.
Афрасияб обладал каким-то неудержимым трудолюбием. Еще в годы учебы в школе второй ступени, а затем, поступив на лингвистическое отделение восточного факультета Азербайджанского государственного университета, он с 1923 года параллельно увлеченно занимался в только что организованном Азербайджанском театральном училище под руководством выдающихся педагогов, развивших в юноше любовь к книгам, восточным языкам, литературе, музыке.

Сочиненная им музыка, отличавшаяся мелодичностью и национальным колоритом, сопровождала спектакли “Невеста огня” (1927), “Севиль” (1928), “Алмас” (1929), “В 1905 году”, (1931), “Яшар” (1932), “Сиявуш”(1932), “Гаджи Гара” (1933),“Фархад и Ширин” (1941).

Кого-то подобное доверие и успех могли вознести в собственных глазах, но Афрасияб Бадалбейли… поехал учиться. Москва, потом Ленинград с их театрами, оперой, балетом. Работа под руководством корифеев стала для него богатейшей
школой.

В то время Афрасияб Бадалбейли женился. Его женой стала уже заявившая о себе первая азербайджанская балерина Гамер Алмасзаде, продолжавшая тогда учебу в Ленинградском хореографическом училище, и так естественно, что на родину супруги вернулись с созревшим замыслом – создать первый азербайджанский классический балет на сюжет романтической легенды о Гыз галасы. В их родном Баку, где уже работала профессиональная балетная труппа, успешно осваивавшая популярный репертуар мирового уровня, Афрасиаб Бадалбейли поставил цель не просто объединить танцевальный фольклор с практикой классической хореографии — он видел свое детище неким эстетически цельным полотном, где органически сольются воедино житейская правда и романтика.

В те полные драматизма 30-е годы XX века этот мастер создал произведение, по сей день волнующее все новые поколения зрителей.

Кстати, следуя примеру Узеира Гаджибекова, Бадалбейли включил в состав оркестра такие азербайджанские народные музыкальные инструменты, как тар, зурна, дэф, звучание ко­торых в оркестре усиливает национальный колорит музыки балета. Спектакль произвел огромное впечатление на публи­ку еще и потому, что в главной роли в нем выступила Гамер Алмасзаде — впоследствии удостоенная звания Народной ар­тистки СССР балерина, наделенная недюжинными актерски­ми способностями и непередаваемым шармом, делавшими каждое ее выступление праздником.

Пресса, специалисты в Баку и — особенно — в Москве, где ба­лет был показан не один раз, бурно отреагировали на рожде­ние масштабного и необычного, новаторского произведения в достаточно редком по тем временам элитарном жанре, уверенно заявляя о событии, достойном считаться этапным в практике национальной культуры.

И сегодня регулярно вывешиваемые анонсы очередного представления балета “Гыз галасы”, премьера которого на сцене Азербайджанского государственного театра оперы и балета состоялась 18 апреля 1940 года, подтверждает, что и спустя 69 лет, пережив несколько редакций, он волнует все новые поколения зрителей.

Заслуги этого музыканта перед национальной культурой переоценить невозможно еще и потому, что на долгие годы он стал руководителем оркестра, одаривавшего зрителей изысканной, всепоглощающей музыкой.

Невозможно забыть ощущение подъема, какого-то особого волнения в предвкушении момента, когда на специально освещенное место в оркестровой яме театра взойдет его величество Дирижер.

Он восходил на свой Олимп — высокий, статный красавец с лицом мудреца, которое уже начинает украшать едва пробивающаяся седина. Сосредоточенный как волшебник, которому известно нечто такое, что не дано знать простым смертным, он становится за пульт, чтобы вновь и вновь отдать всего себя служению музам. Это лидер, хорошо знающий, как прозвучит любой отрывок партитуры у каждого музыкального инструмента — этого он добивался на долгих репетициях, до тонкостей владея нюансами каждой партии, каждой мелодии. Афрасияб Бадалбейли был глубоко национальным мастером и после триумфа “Гыз галасы” сделал очень много для развития музыкальной культуры Азербайджана, поражая увлеченностью, неутомимостью. Для кого-то работа в должности дирижера активно действующего оперного театра — предел нагрузки, а он, занятый во многих спектаклях, партитуры которых нередко знает наизусть (!), поддерживает в театре богатейший оперный и балетный репертуар. Его стараниями публика регулярно знакомится с произведениями классиков от Гаджибекова и Магомаева, Чайковского, Направника, Римского-Корсакова, Глазунова, Бородина, Глиэра и Асафьева до Верди, Россини, Пуччини, Бизе, Леонкавалло, Адана, Минкуса, Дриго…

В театре постоянно велась работа над новыми постановками. То он средствами музыки откликается на злободневные события, то воскрешает в памяти достойные внимания исторические сюжеты, но неизменно предъявляет новые симфонические полотна, чаще — оперы на собственные либретто. Одноактная опера-плакат “Гнев народный” опера “Низами” к 800-летию великого мыслителя и поэта XII века Низами Гянджеви, масштабное полотно о Великой Отечественной войны — опера “Ива не заплачет”, увидевшая свет рампы в 1971 году, когда А.Бадалбейли предстал перед зрителями сразу в четырех амплуа — автором музыки и либретто, режиссером и дирижером спектакля, — яркие свидетельства того, что на редкость эрудированный человек Афрасияб Бадалбейли, неутомимо занимавшийся любимым делом, испытывал непреодолимую потребность делиться знаниями с окружающими. Он досконально изучил особенности азербайджанского национального танца и написал научный труд о взаимоотношении этого любимого народом вида искусства с музыкой, чтобы опубликовать свои выводы в специальной брошюре. Он занимался исследовательской работой и знакомил с ее результатами широкую аудиторию. Он с удовольствием занимался публицистикой, выступал в печати, вел на высоком профессиональном уровне замечательную просветительскую передачу на телевидении. И при этом оставался теплым, душевным, обаятельным человеком, искренне озабоченным судьбами своих домочадцев.

 

В феврале нынешнего, 2009 года, как раз в день рождения выдающегося азербайджанского режиссера Шамси Бадалбек оглу Бадалбейли хозяйка первого в мире частного Музея миниатюрной книги Зарифа Салахова пригласила многих представителей азербайджанской интеллигенции на презентацию изданной Министерством культуры и туризма, Обществом «Книга» Азербайджанской
Республики и издательским комплексом «Indigo» в миниатюрном формате книги
Наили Рагимбейли «Шамси Бадалбейли — жизнь в искусстве».

Это событие стало замечательным поводом для еще одной встречи почитателей
творчества выдающегося человека и представителя династии Бадалбейли — известного режиссера и общественного деятеля для того, чтобы вспомнить о том, как много он сделал для страны, для всех нас.

Выпускник Азербайджанской консерватории, учившийся композиции у Узеира
Гаджибекова, Шамси муаллим приобрел и профессию режиссера. Он активно участвовал в сложных процессах становления и развития азербайджанского театра, в том числе и музыкального.

В разные годы руководил филармонией и долгие годы работал в Театре музыкальной комедии, ставил спектакли и снимался в кино, возглавлял Союз театральных деятелей. Он всюду оставил глубокий след как человек, стоявший у истоков тех преобразований, которые приближали сценическое искусство к ценностям мировой цивилизации, много сил положил на то, чтобы живущие в глубинке его соотечественники приобщались к культуре через такие виды искусства, как театр и кино.

Возглавив театр «Дружба», Шамси Бадалбейли сделал много для организации гастрольных проездок азербайджанских театров в другие регионы СССР и приглашения лучших коллективов в азербайджанскую столицу — это большая страница в жизни общества…

Как и принято на презентациях, о герое новой книги очень тепло и интересно рассказывали близко знавшие творчество Шамси Бадалбейли и его лично представители национальной интеллигенции, подчеркивая, как велико было влияние этой личности, человека долга и чести, истинного аристократа духа — на окружающих.

Подобная встреча позволила в который раз убедиться в том, что обаяние подлинного эрудита позволило этому человеку оставить добрую память в душах коллег, с которыми трудился бок о бок, — известных музыкантов, общественных деятелей, в том числе и друзей в бывших союзных республиках.

Участвовавший в церемонии презентации сын режиссера Фархад Бадалбейли поблагодарил авторов проекта и собравшихся в музее, но о заслугах отца рассказывать не стал. Пошутил, что теперь, когда в дополнение к напечатанной несколько лет назад монографии доцента Бакинской музыкальной академии, кандидата искусствоведения Наили Рагимбейли на одной из витрин появился еще и ее миниатюрный аналог, все новые и новые читатели смогут оценить вклад Шамси Бадалбейли в национальную культуру.

Поздравляя Фархада с выходом миниатюры об его отце, я сказала, что книги о жизни и творчестве Афрасияба Бадалбейли, к сожалению, нет.

— А вот и ошибаешься! — с юношеским задором возразил мне Фархад, — Такая книга есть, и написал ее известный тебе мой двоюродный брат.

То была очень приятная новость, напомнившая о давней беседе с еще одним потомком этого знатного рода – преподавателем Бакинской музыкальной академии, кандидатом искусствоведения Ибрагимом Кулиевым — сыном единственной сестры Афрасияба, Шамси и их братьев Мастуры ханум, и очень захотелось привести здесь его рассказ.

— Дядя был только на вид суровым неразговорчивым человеком, — рассказывал мне Ибрагим. – Несколько педантичный, аккуратный, собранный, он всегда помнил о близких людях, и его доброе влияние испытали на себе все мы. Особенно я благодарен ему за то, что даже по секрету от мамы он попросил директора Музыкальной школы-десятилетки имени Бюльбюля перевести меня в азербайджанский сектор. Думаю, что общение с ним оказало большое влияние и на сына дяди Шамси — моего двоюродного брата Фархада Бадалбейли. Среда, круг чтения, беседы о музыке и творчестве вообще — все это так много дало нам с детства…

Привыкший много работать, дядя Афрасияб на отдыхе ощущал какой то дискомфорт. Он скончался в 69 лет — скорее всего потому, что его испепеляли эмоции творца и беспокойное сердце, чью доброту не каждый мог разглядеть за внешней суровостью.
А ведь за взглядом мудреца — нет, не скрывались и не таились, а просто жили сосредоточенность и надежность талантливого труженика, истинного патриота.

На рабочем столе ректора БМА в скромных рамочках всегда стоят портреты самых любимых людей — мамы, отца, дяди… Это не дань моде — Фархаду Бадалбейли важно, чтобы они всегда были рядом — перед глазами и в душе. Такой уж он человек — ощущающий и излучающий добрую ауру и сейчас, когда из нашей жизни, увы, уходят доброта, теплота отношений, стремление к нравственным ценностям…

И я спрашиваю:

— Вы сентиментальный человек?

— А как назвать то, что я украдкой поцеловал скрипку Моцарта в его доме-музее в Зальцбурге или рыдал на лужайке, оказавшись рядом с могилами великих Бетховена и Брамса? Я благодарен судьбе за то, что имел возможность знакомиться с культурой тех стран, духовные богатства которых обогащают ум и питают сердце. Представьте, что мне разрешили сыграть на рояле в музее Бетховена в Бонне его 27-ю сонату, провести несколько часов на выставке «Все о Верди» в итальянском городе Венченцо, где любовно собраны клавесин и партитуры, которых касались пальцы великого маэстро, программки, костюмы и многое другое.

— Подобная реакция, такое благоговение перед истинным это от родителей?

— Наверняка… Думаю, от них моя коммуникабельность, общительность… Да все, что есть хорошего, — от них!

 

Беседу вела Галина Микеладзе.

Архив Fortuna 2009